Водяра - Страница 114

114

Если за тем, что происходит в Чечне, Шамиль Рузаев следил с иронией, то ситуация в Ингушетии и освещение ее в местных и федеральных СМИ приводили его в бешенство. До какой же степени цинизма нужно дойти, чтобы представлять тупого служаку, московского холуя президента Зязикова бескорыстным радетелем за благо ингушского народа, мудрым руководителем, наводящим порядок в республике. Генерал Аушев поднял республику из руин, построил Магас, выселил чеченских беженцев, лежавших тяжелым бременем на скудном бюджете Ингушетии. Что сделал Зязиков? Перевел на себя и своих приспешников финансовые потоки из Москвы, обложил непомерной данью немногих успешных предпринимателей, задушил свободную прессу, пересажал без суда и следствия лидеров оппозиции, самых светлых, самых талантливых молодых политиков, цвет нации.

Несмотря на всю свою ненависть к президенту Зязикову, Шамиль был против покушения на него. Это не метод. И никаких проблем не решает. Уберем Зязикова, Москва пришлет другого, ничем не лучше. Нужно раскрывать людям глаза на суть происходящих событий, на то, к чему ведет республику политика президента - к всеобщему обнищанию, к вырождению нации, к превращению Ингушетии в заштатную русскую провинцию. Его не поддержали. На политсовете одобрили идею покушения, всем уже поперек горла стоял этот московский прислужник. Покушение сорвалось, Зязикова спас бронированный "мерседес". Пошли аресты, арестованных пытали, добиваясь признания и выдачи сообщников. Они держались, но на сколько хватит их силы воли? Мысль о том, что друзья подвергаются пыткам, была невыносимой. И когда на экстренном заседании политсовета обсуждался план нападения на Назрань, Шамиль без колебаний сказал "да".

На войне как на войне.

План предложил человек, которого все назвали Полковником. Он жил по чужим документам, настоящего имени не знал почти никто. С 1993 года находился в федеральном розыске по подозрению в участии в покушении на представителя президента Ельцина в зоне осетино-ингушского конфликта, вице-премьера правительства России Поляничко. Было известно, что Полковник воевал в Афгане, позже был советником генерала Дудаева. Когда Дудаев объявил о независимости Чечни и бесцеремонно отрезал от Ингушетии Шелковской, Наурский и Кагарлинский районы, самые плодородные земли республики, Полковник порвал с Дудаевым и вернулся в Назрань. Он оставался сторонником борьбы Чечни за независимость, поддерживал отношения с Масхадовым, в то время командующим вооруженными силами Ичкерии.

Разработанный им план освобождения активистов оппозиции, захваченных фээсбэшниками Зязикова, был по-военному четким, действия боевых групп расписаны поминутно. Он требовал очень серьезной подготовительной работы. Найти добровольцев, с каждым договориться, каждого вооружить. Эту работу нужно было провести в строжайшей тайне. Малейшая утечка информации, и все пойдет прахом. А как ее избежать, когда в деле задействовано больше двухсот человек? Но все получилось, никто не предал. Нападение на Назрань стало полной неожиданностью для МВД и ФСБ Ингушетии. Но уже ворвавшись в следственный изолятор горотдела милиции и обнаружив там только мелкую уголовную шушеру, Шамиль заподозрил неладное. Его худшие опасения подтвердились: никого из арестованных по делу о покушении на президента Зязикова в Назрани не оказалось. Позже через своих людей в прокуратуре выяснили: за несколько дней до операции всех перевезли в Беслан. Подстраховались на случай вооруженной попытки освободить заключенных. Охрана назранских СИЗО оставляла желать лучшего, а тюрьма Беслана могла выдержать многодневную осаду. И следователям удобно: полчаса езды, и на месте.

Шамиль был в отчаянии. Полковник его пессимизма не разделял. Мы показали им свою силу. Мы показали, кто в доме хозяин.

Гэбуха как с цепи сорвалась: хватали по малейшему подозрению, допрашивали с пристрастием, многие исчезали. Все члены политсовета перешли на нелегальное положение. Шамиль безвылазно жил в глухой горной деревушке возле Карабулака, в голове ржавым гвоздем сидела мысль о друзьях, томящихся в застенках Беслана. Да, мы продемонстрировали свою силу, показали, кто в доме хозяин. Но главного-то не сделали. Ощущение несвершенности саднило, как открытая рана. В голову лезли самые фантастические планы освобождения товарищей. Захватить атомную станцию и пригрозить взрывом? Но на Северном Кавказе нет атомных станций. Не захватывать же ликероводочный завод. Похитить президента Зязикова и обменять его на заключенных? Но поди к нему подберись, он без двух джипов охраны шагу не делает. Похитить президента Дзасохова? Это легче, он непуганый. Но та ли эта фигура, чтобы Москва пошла на обмен? Упрутся: мы не ведем переговоров с террористами. И что? Сказать: извините, погорячились?

Беслан. Там каждый новый человек на виду, ингуши работают на кирпичных заводах, ведут ремонт школ к началу учебного года, но на улицах стараются не появляться. Каждый ингуш для осетин - чужак, враг.

Проклятье. Проблема не имела решения.

Мысль, которая однажды в бессонную ночь пришла Шамилю в голову, сначала показалась ему самому бредом. Но чем больше он думал, тем в большее волнение приходил.

Школа. Большая. Охраны практически нет. Учителя не в счет - женщины, мужчин мало. И главное - дети. Шестьсот или семьсот детей. Кто возьмет на себя ответственность рисковать их жизнями? В Кремле очень хорошо помнили уроки Норд-Оста, когда при штурме театрального центра на Дубровке погибло больше ста человек. Но там штурм был неизбежен, потому что поставленные политические условия были заведомо невыполнимы. Вывод всех федеральных сил из Чечни и предоставление республике независимости - на это президент Путин пойти не мог ни при каких обстоятельствах, несмотря ни на какие жертвы. Сейчас не будет политики. Отдайте наших людей, мы не причиним детям никакого вреда. Честный обмен. Какой приказ отдаст Путин? "Отпустите этих бандитов, потом переловим. Ни один ребенок не должен пострадать, нам не нужна вторая Дубровка". Да, такой. И только такой.

114